Разговор
Мужчина и женщина сидели вечером на кухне.
– Ну что? – спросил он, допив чай, – Время "икс"?
– Знаешь, я чего-то не в настроении... – она зевнула и потянулась, –
Да и спать охота... Давай сегодня отменим!
– Форс-мажорные обстоятельства? – мужчина поднял бровь, – Мы ведь обычно действуем вне зависимости от перепадов настроения.
– Да... Уже два года...
– Два года, каждую субботу! За исключением двух раз...
– После похорон Маринки...
– И когда я лежал в больнице. Так что прошу объяснений.
– Нууу... Я бы вообще хотела завязать с этим делом...
– В который раз я это слышу...
– Но сегодня я приняла решение! Пороть меня ты не будешь.
– И буду только рад. Ты ведь знаешь, мне всякий раз не по себе. До сих пор.
– Да, ты говорил... А можешь поделиться подробнее своими ощущениями?
– Ощущениями за два года? Срок немалый, ко всему можно привыкнуть. И потом, я видел, насколько тебе это необходимо. Поэтому сейчас охотнее бы послушал тебя, чем говорил сам.
– И все-таки. Что ты чувствовал?
– Мне было жаль тебя. Я видел, как тебе больно. Но делал это. Потому что ты просила. Умоляла, можно сказать.
– Ну, последние два года умолять тебя не приходилось.
– Да, таков был уговор. Был? Ты точно сейчас не хочешь?
– Ты вошел во вкус. Тебе стало нравится. Во всяком случае, как ты сам говорил, это было двойственное чувство. Двойственное. Неоднозначное.
– И все же я буду рад, если мы прекратим.
– В самом деле? Давай прекратим. Придумаем другой еженедельный ритуал.
– Например?
– Анальный секс! Каждую субботу.
– Как хочешь. Ты ведь знаешь, я спокойно к этому отношусь. Вообще, я за традиционный секс. Но ради тебя...
– О, ради меня ты пойдешь на все! Как насчет иголок? Пыток электричеством?
– У каждого свой способ получения удовольствия... – он пожал плечами.
– Тогда вернемся к моему вопросу. Итак, что ты чувствовал?
– Всемогущество... Примерно как во время нашего секса... Но ты хотела иного, и я заглушал в себе жалость... И после этого, после первых ударов, пробных, вполсилы, я уже не хотел тебя жалеть. Хотел делать больно, и еще больнее... Но потом просыпалась совесть – ты дергалась, кричала, и я успокаивался только мыслью, что ты сама меня об этом попросила... Что сейчас так надо. Что тебе в очередной раз необходимо себя преодолеть, покорить новые высоты. Я впадал в транс...
– Как шаман...
– Да... Ты говорила об изгнании нечистой силы... Вот я и чувствовал, что не тебе больно делаю – той силе, что тобой владеет. И ты всегда была так счастлива, когда все заканчивалось. Такое наступало облегчение... Ты так благодарила...
– Неслабые аргументы в пользу порки.
– Ну да.
– Изгонял, значит, дьявола? А сам чьи интересы представлял? Ты вовсе не был моим слепым орудием! Тебе нравилось!
– Ну да, в этом был азарт...
– Хищника, терзающего жертву!
– Пусть так. В конце концов, жизнь в нашем обществе практически не оставляет места инстинктам! Нас с детства обучают быть хорошими...
– И я давала тебе прекрасную возможность на время забыть об этом.
– Возможно, ты права, и определенная доля жестокости заложена в нашей природе... Я сбрасывал накопившийся стресс... Был собой настоящим, будто зверя с цепи спускал... Но – повторюсь – мне не жаль будет отказаться от наших практик. Потому что все это, и даже больше, я чувствую когда мы просто занимаемся любовью. Плюс ко всему я имею возможность сделать тебе хорошо...
– О да, секс "моральнее"...
–... чего не скажешь о порке, во время которой тебе всегда несладко. Видела бы ты себя со стороны. И слышала бы.
– А что, во время порки я всегда за собой наблюдаю.
– Куда там, на стенку от боли лезешь.
– И наблюдаю. В этом весь кайф.
– Ну, раз о кайфе зашла речь, не перейти бы к делу? Пускай в последний раз! Не пропадать же превосходным розгам.
– Нет...
– Ты не сможешь без "темы". Ты загрустишь. Заскучаешь...
– Но я очень хочу попробовать...
– Окей. Тогда я тебя слушаю. Что привело к такому радикальному повороту? Чем он продиктован? Жаждой нормальности (будто секс так уж "нормален")? Жаждой еженедельного анального секса? Кстати, с поркой бы неплохо сочеталось. Сначала порка, а потом...
– Суп с котом. Знаешь, я много размышляла на эти темы... Практически постоянно, все свободное время...
– Это я догадываюсь.
– И пришла к выводу, что те заверения в необходимости порки, которые "работали" для меня всю жизнь, ее, так сказать, оправдания, были самообманом! Весь этот комплекс эмоций, связанных с заботой... Господи! Забота ведь не в том, чтобы делать так больно!
– Пожалела себя, да? Ты стала лучше к себе относиться...
– Я поняла, что не в состоянии покинуть ролевой контекст. Когда ты порол меня, это был не совсем ты... Даже совсем не ты...
– Ты кого-то представляла вместо меня? Знаю, в юности у тебя были "верхние"... Кого-то из них?
– Боже, ни в коем случае! Несчастные, больные люди... Ты ведь знаешь, я ненавижу боль. Боль – плата за чувство принадлежности... Причастности...
– Кому? Чему?!
– Вот, это важный вопрос! Я питалась иллюзией, что так я больше принадлежу тебе, когда мне по субботам от тебя достается. Супружеский такой уют по "Домострою". Но это оказалось совсем не про тебя. Не про нас.
– Так про кого?
– Про того, кому я принадлежу в действительности. Про того, кто мной владеет реально. Мы с тобой, увы, друг другом не владеем.
– Почему увы? Может, слава Богу?
– Может и так. У меня бывают фантазии... Помнишь, рассказывала... О том, как я живу по расписанию с подъема до отбоя... Как у меня времени личного никакого нет... Ни времени личного, ни пространства... Подчиняюсь с утра до ночи... Выполняю задания. Зарядка, душ, уроки...
– Типа школы-интерната.
– Да. Где на всякое нарушение – наказание.
– Ты бы не выдержала.
– Ясное дело! Боюсь себе такое даже вообразить в действительности! Но мысль об этом притягивает как магнит... Эта мечта окутана просто какой-то райской дымкой... Постоянная боль, унижение... С чего бы взяться райской дымке? Может, это мечта о жизни в коммуне, где ты не одинок... Впрочем, если это и коммуна, то с очень жесткой иерархией. Я в деталях представляю себе это закрытое учреждение, часами могу представлять. Устав, порядки, архитектура строения, устройство комнат... И хочу туда. Хочу прочь отсюда.
– Проще сказать, тебя это возбуждает.
– Дико...
– Но порка в действительности не возбуждает, разве не так?
– Так. Когда очень больно, уже не до возбуждения.
– Зачем тогда нужна практика? Отменим ее, и фантазируй в свое удовольствие! Мастурбируй...
– Практика работает на фантазию. Усиливает ее, укрупняет. Делает многограннее. Это пища для ума. Помнишь, голодные духи в буддизме? Когда ты порешь меня – и только тогда – иллюзия обретает плоть. Я "там". Будто в том состоянии, когда не принадлежу себе. Когда остается только подчиниться. Но это не по-настоящему, ведь в жизни я тебе не подчиняюсь. Мы общаемся на равных.
– Я мог бы тебе приказывать... Мог бы как-то регламентировать твою жизнь...
– Зачем? Я в этом не нуждаюсь. Я самостоятельная девушка. Сама знаю как надо. Разумеется, мне важно твое мнение...
– То есть фантазия осуществлялась только по субботам в течение пятнадцати минут.
– Хм, мне кажется, иногда это затягивалось на более длительное время... Впрочем, время там вообще течет по-иному... Не суть. Главное, что фантазия – не осуществлялась. Просто создавалась такая иллюзия.
– Все иллюзорно, в конечном счете.
– Да. Но я о другом. Я мучилась вопросом, зачем мне это надо – мучиться, страдать от боли, да еще бояться целый день предстоящих страданий. Ради финального удовольствия? Не думаю. Мне просто нужен кусочек "той" реальности, хочется почувствовать себя "там". Слетать на другую планету и вернуться. Непременно вернуться! И в то же время я завидую ее обитателям, в числе которых мне не бывать. Которых взаправду мучают, истязают – под предлогом справедливого воздаяния – которые не мечтали о такой жизни. Которые не выбирают.
– Чему тут завидовать?! Радуйся, что у тебя не так. Что ты не учишься в таком интернате. Ты бы не выдержала. Сломалась.
– Но я хочу сломаться... Знаешь, как мотыльки... Летят и летят на огонь, неисправимые в упрямстве... И сгорают... Мы не знаем, что нас ждет...
– Говори понятнее!
– Прости. Все так путано выходит. Потому что в голове путаница. Единственное, что меня, кажется, не обманывает – моя интуиция...
– Чем же так хорошо жить в интернате твоей мечты? Когда весь день от сих до сих, а чуть что не так – приходится орать от боли?
– Главное, что ты веришь в правильность такого мироустройства. Тебя убедили в том, что так надо. Что да, надо иногда наказывать. До слез, до судорог, до крика. Что так лучше для тебя же самого! И я ведусь на обман. Понимая, что это обман!
– Ну а что, кому-то от этого действительно хорошо. Экстремалкам вроде тебя. Проверка своих границ, своих возможностей. Почему нет?
– Да нет же! Никому от этого не хорошо, ни мне, никому!
– Ты изучаешь боль. Исследуешь ее. Не вижу в этом ничего плохого.
– Дело-то не в боли! В унижении!
– Вот уж не думаю, что наша порка тебя хоть сколько-нибудь унижает.
– Порка унизительна сама по себе! Абсолютно любая! В этом и притягательность, в попрании достоинства... Ты отказываешься от себя, приносишься в жертву, втаптываешь в грязь все свои гребаные принципы, все идеалы...
– Вот уж не думаю. Ты очень принципиальная. И идеалистичная.
– Вот я и пытаюсь что-то с этим сделать! Побороть в себе это. Потому что мне тяжело от моих принципов. Мне хочется – ненадолго – отдохнуть от себя, сыграть в игру, притвориться, будто меня не существует, будто я – не я, будто я автомат, проводник чужой воли. Но мне нужна, нужна моя воля! Нужна, ты меня понял?! Мне позарез необходимо быть собой!! А это все соблазны, иллюзии, пропади они пропадом!! Окажись я в таком интернате, сбежала бы на другой день!!
– А потом ностальгировала бы... Ах, счастливое детство...
– Ну да. Все время клюю на эту удочку. Хотя детство у меня было, в общем, неплохое. Откровенной жести не припомню. Детство как детство. Родители любили как умели.
– Не пороли, да?
– Один раз, я рассказывала. С "темой" это никак не связано. Мысли о порке у меня задолго до того случая возникли. Сколько помню себя.
– Что-то из литературы, да?
– Ну да. Все как у всех. "Том Сойер", "Детство Темы"... Когда это было в порядке вещей.
– Все никак не пойму, как такое могло быть в порядке вещей...
– Сама не пойму. Неужели люди не понимали, что делают? Как травмируют ребенка?
– Так было принято.
– Да.
– И до сих пор принято во многих семьях.
– И, вероятно, никуда не денется. Уродская планета. Не будем уподобляться ее обитателям... Жестокость, говоришь, свойственна людям? Знаю. И это меня убивает. И только когда я внушаю себе – раз в неделю на четверть часа – эту дурацкую идею праведной розги, заслуженного и справедливого наказания – я мирюсь с тем, что здесь живу.
– В России?
– На свете.
– Так что же делать? Может, все-таки надо? Раз примириться помогает?
– Хорошо, убедил.
– Шутишь?
– Убедил, убедил. Беру свои слова назад.
– Слова? Назад? Ну ты даешь...
– Все, это, в сущности, не более чем жалкие душевные метания глупенькой девочки в предвкушении основательной порки. Агония рыбы на воздухе.
– Бедная...
– Не жалей, не надо. Лучше выдери. Выпори. Пожалуйста. Как возбуждают эти слова... Мы заложники языка...
– Такую, блин, развернула аргументацию! И как-то так правильно все выходило...
– Не хочу как правильно. Хочу как неправильно. Хорошо, я не беру назад свои слова. Я подписываюсь под каждым! Но от этого не легче!!!
– Может, мы все-таки придумаем что-нибудь другое...
– Нет, любимый, нам понадобится именно это. Просто я трусиха. За два года так и не привыкла. И даже более того, с каждым разом мне все страшнее. При том, что боль всегда примерно одинаковая. Одинаково сильная. Ищу, ищу себе отговорки... Ты вообще не должен был выслушивать мой бред! Выдрал бы уже давно!
– Нет, я не жалею, что выслушал...
– А я не жалею, что высказалась. Но пришли мы ровно к тому, с чего начали.
– Давай поступим так. Я просто буду с тобой помягче. Буду бить не так сильно. Тогда ты и возбудиться сможешь как следует. Превратим это в игру, в прелюдию к близости!
– Мы уже пробовали. Со мной такие вещи не проходят.
– Ты так страшно кричишь.
– После ремонта у нас прекрасная звукоизоляция, ты знаешь.
– Мне страшно, мне!
– Так заткни мне рот ко всем чертям. Заклей скотчем!
– Нет, этого я не сделаю.
– Значит, слушай крики. И не бойся. Ничего мне не сделается. И, пожалуйста, будь сегодня чуточку строже, чем обычно. Мне особенно обидно за это свое малодушие, эту попытку бегства. Выбей это из меня.
– Как на качелях качаешься, ей-богу...
– И конца-краю не видать... Давно уж укачалась.
– Что ж, готовься.
|