Электра wrote:
…очень видно, что автор еще как умеет складно…
Об авторах.
Авторы бывают опытные и неопытные.
Неопытный автор, выложив рассказ на литературном сайте, не спит ночь, ждет первого отзыва. Дождавшись оного, выскакивает на сцену, делает реверанс, после чего сам долго и подробно рассказывает, какой смысл он пытался вложить в свое сочинение. После следующего отзыва снова прибегает, рассказывает, объясняет… Прямо изнемогает от мучительных усилий донести до читателя тот смысл, который он собирался вложить в сочинение. Собирался, пытался, старался… Но не вложил, раз потом все надо объяснять. Про это есть у Ильфа в «Записных книжках»:
Ильф wrote:
… девочка, сидевшая позади меня, все время спрашивала: «Мама, она сошла с ума, да? Мама, он сошел с ума, да?» Действительно, они играют как сумасшедшие. Мама же спокойно отвечала: «Сиди спокойно, я все расскажу тебе дома». Хорошо художественное произведение, которое надо рассказывать дома.
Опытный автор совсем не таков. Он размещает свой опус и идет пить чай. Возвращается через полгода и говорит:
«Выражаю мою глубочайшую признательность всем читателям, всем рецензентам!» Больше ничего не говорит. В полемику с критиками не вступает, от себя никаких объяснений и истолкований своего опуса не дает. Не дождетесь! Опытный автор…
Так вот, я вижу множество признаков, что
Гертруда относится к сословию именно опытных авторов. Мы тут можем упражняться в филологии до посинения, автора этим из его убежища не выманишь.
Вот мы и будем упражняться в филологии до посинения – некоторые это занятие любят
, а автор, похоже, такой, который не придет и не надает критикам по шее за то, что все их догадки неправильные, глупые, к тому же еще нескромные. Угадывайте на здоровье! Опытный автор смотрит издали и посмеивается. Я помню одного на форуме Соколов, который удачно выразился: я нарочно куплю театральный бинокль, чтобы смотреть на тебя только издали!
Электра wrote:
… А здесь вот - не очень складно-музыкально и сбивки по ритму. И это единственный недостаток, имхо. Ритмы и размеры, по идее, должны быть разными у разных персонажей и авторского голоса.
О диалогах.
Я видел это по телевизору, но в какие-то очень давние времена, поэтому не помню лиц, имен, не могу процитировать чужой рассказ с уважением к авторству. Какой-то из советских режиссеров, находящийся в ту пору (примерно середина 80-х) в зените славы, рассказывал, как он в молодости видел знаменитого режиссера Довженко. Блестящего ума был человек! Остро мыслил и умел найти точное и краткое выражение для своей мысли. У него спросили мнение об одном популярном тогда фильме. Довженко подошел к доске, взял мел, пошел вдоль доски, рисуя на ней длинную зигзагообразную линию – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, такие зубья пилы, что-то вроде спрямленной синусоиды. Рисование он сопровождал словами: «Він йому говоре, а він йому відповідає... Він йому говоре, а він йому відповідає... Він йому говоре, а він йому відповідає...»
Рука Довженко идет вверх, рисует верхнюю пролуволну синусоиды: він йому каже… Рука Довженко идет вниз: він йому відповідає...
Слово «відповідає» по-русски значит «отвечает».
А доска в той аудитории была длинная.
Він йому говоре… а він йому відповідає... він йому говоре… а він йому відповідає...
И это был самый полный, самый точный отзыв о качестве этого фильма, о его поэтике, эстетике и стилистике. Так что даже самые большие дураки из находящихся в аудитории не посмели открыть рот и завопить, что все разговоры в этом фильме умные, исполненные глубокого смысла, в них решаются важнейшие проблемы современности. Неважно, умные разговоры или глупые. Фильм в любом случае глупый. Потому что непрерывный диалог – это однообразно, уныло, утомительно. Потому что в длинном диалоге мало драматургии, действия. Аристотель знал, в чем изюминка – события, перипетии, переходы от несчастья к счастью, от счастья к несчастью. А здесь все одно: він йому говоре… а він йому відповідає... він йому говоре… а він йому відповідає...
В одном из постов выше я немного наврал, сказал, что в рассказе «Короткая дружба» длинный диалог занимает почти всю последнюю четверть рассказа. Потом усовестился, решил сосчитать точно. Перетащил рассказ в Ворд, посмотрел статистику. Вытащил диалог в другое окно, снова посмотрел статистику. Оказывается, не четверть рассказа, а ровно пятая часть. Все равно много, тяжеловато. Она ему говорит, а он ей отвечает… она ему говорит, а он ей отвечает… Это плоховатое решение.
Электре тоже так показалось:
Электра wrote:
Он <диалог> малость сыроват, как мне показалось.
А зачем делать плохо, если автор умеет хорошо? Спрашивать об этом автора невежливо, к тому же бесполезно, не ответит. Надо подумать своей головой, почему выбрано не самое лучшее решение. Может быть, спешка и небрежность, а может быть, у такого выбора есть какая-то разумная причина. Надо задать себе вопрос: тебе не нравится? ты можешь предложить что-то лучше этого? Как у Довлатова: «спроси меня четко, по военному!»
Вот так:
Электра wrote:
Если это стилистически продумать, прочувствовать и немножечко проработать, композиция от этого тоже выиграет.
О принципе «сделай сам».
Это как раз о намерении улучшить композицию. Не своего сочинения, а чужого, но как бы своими руками, в порядке эксперимента.
Спрашиваем себя, можно ли вместо длинного диалога обойтись одной репликой? Придумываем эту реплику, вставляем в надлежащем месте, смотрим, что получится.
Если не понравилось, задаем другой вопрос: можно ли вместо диалога подставить что-то другое – не разговоры, не прямую речь, а повествование о событиях, действиях, поступках, сопровождающееся изобразительными подробностями: портретами, пейзажами, интерьерами. Не драматургия, а проза. Ходили в ресторан «Пекин», ели китайские пельмени с непонятным пряными травами… говорили о Сэлинджере… официант попался скотина, хамил беспощадно, но чаевые требовал категорически… На другой день обедали дома, она варила суп, жарила котлеты, а его пристроила к подсобным работам: чистить картошку и вертеть мясорубку… За обедом опять говорили о Сэлинджере… Продолжили разговор о Сэлинджере за ужином, затем в постели… Примерно к пятому часу утра догадались наконец, куда на зиму улетают утки из Центрального парка…
Можно так писать? Так будет лучше или хуже? При некоторой смекалке можно найти ответ на эти вопросы самостоятельно. Автор всемогущ, он может отправить героя с героиней в койку моментально, без предварительных разговоров о Сэлинджере, но при этом будут нарушены два важных правила, два критерия, отчего рассказ вылетит в другой жанр, он будет уже не такой нежный и лирический, а более грубый, почти откровенно порнографический и сильно тематический. А если с разговорами о Сэлинджере, то рассказ тоже вылетает в другой жанр – это будет не короткий рассказ (23 тыс знаков с пробелами, то есть половина печатного листа, примерно 9 страниц книжного текста), а довольно длинная повесть. Такой милый бытовой реализм, с колоритом, с вниманием к деталям… Но уже без соблюдения классицистических единств места и времени (все в одной квартире в одни сутки), и двух персонажей будет уже маловато, придется звать на помощь дедку, бабку, внучку, Жучку… Понадобятся все: Руфина, Майка, старуха Наталья Ивановна, ее цыплята, моторист Юрка, его дочка Ирка, Герман Николаевич, муж Татьяны Львовны, негритенок из Голиковского переулка, а сверх того многие, которые ранее не упоминались. Другой жанр, это очевидно. Эпопея, прямо «Война и мир»…
Но теоретически более интересен первый случай – какие два правила нарушаются, если персонажей бросить в койку сразу. В учебнике теории литературы они не обозначены, но многие литераторы и любители литературы их чувствуют, а главное, умеют коротко и точно сформулировать, найти обозначение. Первое правило я бы назвал критерием Аверченко, а второе критерием Олеси.
Об этих критериях после, если меня не выпрут из этой ветки за оффтоп. В следующем посте только ссылка (длинная, неудобного формата) на рассказ Аверченко, где найден этот критерий (порнографичности), в коротких словах именуемый «
и все заверте…».