Ап.Григорьев wrote:
очерк Электры. (Рассказ, эссе, стихотворение – нужное подчеркнуть…)
Эссе. Начало, по крайней мере, точно эссе.
Размышления о мире, о роли животных в эмоциональной жизни («звучат, как патефон») – в своей жизни и не только в своей.
"Мы все, или почти что все"...
(красивый ритм, с акцентом на "почти").
Начальная точка - "мы". Это очень важно. В тексте это "мы" не повторяется, но это и не нужно, достаточно того, что это первое слово и оно сразу задает окраску, эмоциональную тональность. Автор ощущает свою принадлежность к общности людей и эмоциональную связь с этой общностью людей. Город, деревня, история семьи, история страны - это все можно понимать под словом "мы". Здесь и сейчас, в начале действия, этих "мы" представляет автор, и звучит голос автора: "Мы все, или почти что все"... Звучит очень мягко, мелодично.
Далее: «Кто вообще заводит животных» - "вообще" здесь лишнее, слово-паразит в быту допустимо, в тексте произведения нет.
Формально происходит ограничение «мы»: из всего человечества в «мы» остались те, кто заводил животных. Это оправдано по смыслу: все кошатники и все собачники понимают друга друга с полуслова. Вместе с тем, по ощущениям «мы» не стало меньше, а как будто стало больше: к людям присоединились животные. Еще растения будут, в большом количестве, к которым автор явно неравнодушна: сирень, пионы, мох на брусчатке, и та самая серебряная полынь, которая в названии рассказа и которая появится в последний момент.
Здесь на минуту остановимся. Когда авторы «потоков сознания» кем-то интересовались или кого-то любили? Кроме себя обожаемых и ненаглядных, они же видели остальной мир в гробу. Абсолютно их не интересуют никакие «мы», ни люди, курицы, ни собаки. Могут максимум сюсюкнуть на живность мимоходом, демонстрируя свою душевную тонкость. Вникать в характер курицы??? Кому, молодой (или не очень), красивой и талантливой авторше, за которой ползут на коленях все мужчины на свете, прерываются на обмороки от ее неземной красоты и снова ползут?
При болезненном эгоцентризме не может быть «мы все».
Ап.Григорьев wrote:
Стоит чуть-чуть задержаться на собственной душе, погрузиться внутрь себя, и моментально вылетаешь в другой жанр, смежный, который условно можно назвать «я вся такая романтичная!»
Согласна полностью. «Поток сознания» – это действительно падение внутрь себя, нарциссизм, как сказал бы Ковальский. К счастью, мир «Серебряной полыни» совершенно другой.
«Рано или поздно заводим» - автор как бы оборачивается назад и смотрит на целую жизнь. Становится понятно, что автор не одно животное похоронила и сама не стала моложе; у нее есть опыт, свой собственный и опыт наблюдений, который можно обобщить.
Идет мудрый, немного грустный текст с красивой игрой слов – завести животное – завести патефон. Обыграть два значения одного слова не так просто. Нужно внимание к языку и способность пошутить , то есть способность не прямо, не однозначно воспринять что-либо, например, значение слова. (Способность автора в ограде решетке увидеть готический шрифт по психологическому механизму близка к этому. Тоже своего рода шутка. Нужно чувство игры, условности).
Понятно, почему завести патефон – потому что только патефон заводится, более современная техника - включается. Вместе с тем, у патефона есть еще другая роль, - это предмет из прошлого, способ ощутить течение времени. Автор помнит (и все время напоминает читателю) о том, что были и другие времена, и текущее время – лишь вариант Времени. Как автор в этом произведении – часть «мы», одно из лиц, так текущее время – часть истории.
Патефоны были до войны. Модерн питерского подъезда, который далее будет в тексте, относится к началу двадцатого века. «Огниво» Андерсена – девятнадцатый век. Летний сад и решетка Фельтена (если она имелась в виду под готическим шрифтом) – восемнадцатый. Греческие и римские богини, в виде статуй, - совсем уж древность ( или не совсем уж древность, так как статуи – позднейшие копии, но это не имеет большого значения).
Автор также расширяет географию рассказа, напоминая, что мир не ограничивается Питером. «Огниво» из Дании, тюбетеечка из Узбекистана. Упоминается не просто город, но «города», надо понимать, всей России: «и в городах покуда еще не зацвели и липы». Тот самый принцип «мы все», которое заявлено с самого начала. У автора интерес к миру в целом. Белая ночь, как они ни хороша, – это частность.
Все эти детали, разные по хронологии и географии, нужны, чтобы ощутить время и пространство, чтобы оправдать мимолетность, сбивчивость мыслей, без неприятной трансформации произведения в «поток сознания» (в заунывную галиматью, то бишь). Время и пространство кратковременно пересеклись там, где гуляет утром эта дама. "И она, конечно же, очень быстро исчезнет. Гораздо раньше, чем вы успеете подумать..." Героиня вот-вот исчезнет - не до того, чтобы писать длинный роман с обдуманными и отточенными фразами.