Э-ээ…
Форум здесь пока тихий, разговоры неспешные. В понедельник задаешь вопрос, к четвергу кто-нибудь отвечает.
Такие темпы хороши тем, что можно просто поболтать, не бояться лирических отступлений, авось никто не станет сердиться, что я им про иностранного консультанта, а они мне про дядю Федора, пившего в Вологде запоем.
Булгаков wrote:
Хотел предупредить всех об опасности, грозящей от неизвестного консультанта, собирался его изловить, а добился только того, что попал в какой-то таинственный кабинет затем, чтобы рассказывать всякую чушь про дядю Федора, пившего в Вологде запоем. Нестерпимо глупо!
Это я к чему? Это я к тому, что собираюсь рассказать как раз про дядю.
У меня тоже был дядя. Правда, он жил не в Вологде и не пил запоем, он жил с другом городе и пил весьма умеренно. По профессии он был рабочий-металлист, сначала токарь, потом фрезеровщик. Впоследствии дослужился до мастера, до заместителя начальника цеха. Последние годы жизни провел в Америке, там и умер недавно в возрасте 91 года. Большого ума был человек! В детстве я этого оценить не мог, а теперь часто его вспоминаю, убеждаюсь – дядя был человек малообразованный, но мыслил остро, умел задать правильный вопрос.
В частности, он высказывался по вопросам литературной критики и теории литературы. Его мнения об этих предметах были неверны, но интересны и оригинально сформулированы. Вопрос задан правильно, ответ неправильный. Но главное, что вопрос задан – а теперь вы, ребятишки, соберитесь с мыслями и попытайтесь дать хороший ответ. Оказывается, это непросто.
Дядин вопрос имел прямое отношение к теме этого топика – качеству литературного произведения, критерию качества, способам оценки.
Дядя говорил так:
-- Вот ты напечатал свою первую статью. О чем она была? О Гоголе. Рад, наверное? И я тебя поздравляю. Но ты мне вот что скажи – сколько металлоизделий можно изготовить из одной тонны металла? Обычно меньше тонны, потому что много идет в стружку, в отходы. Стружку снова перерабатывают, переплавляют, используют, так что окончательные потери невелики. Но в любом случае больше одной тонны изделий из одной тонны металла не получается. Меньше можно, а больше нет. А теперь скажи, сколько томов в собрании сочинений Гоголя? Пять, шесть? Пусть даже десять – с черновиками, письмами и «Ганцем Кюхельгартеном». А теперь скажи, какой размер имеет литература о Гоголе – вся эта ваша филология. Какой ее объем? Сто томов? Двести томов? И ты хочешь сказать, что вся эта писанина не пустая, она имеет смысл? А откуда он берется, откуда извлекается? Из пяти томов Гоголя? А сколько там еще осталось? Сколько можно еще накопать? Сколько лично ты собираешься добавить к этой большой и лохматой горе уже написанных книг, статей, диссертаций, учебников? Где ты это возьмешь? И куда ты это денешь? Нет, тебе это будет на пользу, я желаю тебе успехов, ты защитишь диссертацию, станешь кандидатом наук, доцентом, будешь зарабатывать больше меня, но уверен ли ты, что твоя писанина будет интересна еще кому-то?
Весьма резонные вопросы. Главное, убедительно, потому что есть какое-то количественное измерение. Тут пять томов, а там сто томов.
Вопросы интересные, но ответы все же не те, которые дядя предполагал верными. Тут как раз спрятан критерий качества. Спрятано различие между Гоголем и множеством других авторов.
Гоголя читают, читают, читают…. О Гоголе пишут, пишут, пишут… Никому не надоедает. Читать не надоедает, писать не надоедает. Некоторым даже не надоедает и читать, и писать, и читать то, что пишут о Гоголе другие. И все это имеет смысл – и первое, и второе и третье. Писатель такой. Богато пишет, много там у него всего имеется, поэтому его сначала читали так, потом этак, при жизни одно, после смерти другое, сюрпризы не кончаются, сначала нашли тему «маленького человека» и разоблачение проклятого царского режима и крепостничества, потом нашли корни натуральной школы, сиречь реализма в русской литературе, потом нашли что-то духовидческое и пророческое, потом стали погружаться в подробности эстетики, заметили описание сада Плюшкина, где сломанная береза уподоблена колонне, потом нашли корни эстетики авангардизма – что-то про переломившийся мост и повисшего на реснице городового с его усами (виноват, цитирую по памяти, могу наврать), потом нашли истоки эстетики абсурда – гоголевские алогизмы (любит украсть и соврать без всякой нужды, но хороший казак), потом пришли вульгарные социологи и стали разбирать различия между мелкопоместными и крупнопоместными помещиками, потом пришли фрейдисты и психоаналитики, стали искать свое – эдиповы комплексы и фаллические символы, потом символисты (замечательная книга Андрея Белого, полная гениальности и идиотизма), модернисты, постмодернисты… И будут играть в эту игру вечно, потому что здесь есть предмет для игры.
А те, которые далеки от предмета, пусть бубнят, что игра пустая, выдувание мыльных пузырей… Это всегда бывает так, что далекий от предмета человек несет бред. Великий писатель был Лев Толстой, но невеликого ума человек, с ограниченными понятиями, поэтому вот так же ворчал по поводу успехов естественных наук: сначала эти ученые нашли в организме клеточку, потом в клеточке протоплазмочку, потом в протоплазмочке найдут еще что-то – и будут заниматься этой чепухой до тех пор, пока кто-то не заставит их заняться чем-то более полезным для людей… Это философия деревенского кулака, злая, тупая и недальновидная: зачем мне протоплазмочка, вы мне сразу дайте корову с большим выменем! Он не видит связи между одним и другим, так и черт с ним, но ведь он и другим хочет запретить заниматься делом.
Да, о Гоголе пишут, пишут, пишут… Косвенный критерий качества. С тематической литературой то же самое, хотя здесь все масштабы поменьше, не в обиду будь сказано. Особенность предмета в том, что здесь никакого равенства, никакой справедливости. Вроде бы и надо пойти в литературный раздел, прочитать все рассказы и о каждом написать по рецензии, только не получается. О некоторых не знаешь, что сказать, просто теряешься, зато хочется пойти написать еще что-нибудь про «Серебряную полынь». Там
Жгучая Крапива уже оставила три или четыре критических разбора, общим размером больше самой «Серебряной полыни», но это самый правильный подход к делу. Надо пойти и продолжить, написать еще что-нибудь. Потом еще что-нибудь. Есть предмет, о котором всегда можно сказать что-то еще. Соберусь с силами, пойду, займусь. Как раз есть кое-какие соображения…