Мысли маньяка - 8

Ну, если никто больше не хочет взять слово, переходим к следующему вопросу повестки дня.


Мысли маньяка при чтении Ремарка

Нет, не одиноки мы, Тематики, совсем даже не одиноки. Иногда даже приходит мысль, что Тема – не принадлежит безраздельно сексуальной сфере, а у истоков ее лежит системный сдвиг в базовом наборе эмоций. Ее сексуальная составляющая – лишь один из каналов, посредством которых мы пытаемся скомпенсировать или скорректировать этот сдвиг. А бывает так, что этой составляющей нет вообще.
Сейчас поясню, что я имею в виду.
Сидели мы как-то в беседке с соседским ребенком лет четырех. И он, обхватив руками деревянный бортик, словно штурвал, предложил мне:
- Давай играть, как будто мы едем!
Я удивился. Дело в том, что беседка эта нам попалась на остановке, которую мы сделали на нашем долгом пути. А ехали мы в пустыню, и ехали не на чем-нибудь, а на тяжелом грузовике. И через несколько минут поездка должна была продолжиться. Что я и высказал:
- Но ведь мы же на самом деле едем…
- Нет, - ребенок явно досадовал на мою непонятливость. – Давай, КАК БУДТО мы едем.
И тут меня «торкнуло». Я как-то очень много понял в этот момент.
Грузовик величиной с дом, кабина размером с комнату, - да мне в детстве только постоять рядом с подобным железным совершенством, млея, дотронуться до него – впечатлений хватило бы на сутки! Дорога среди скал, пустыня в конце пути, - не из книги, а настоящая, настолько настоящая, что ничего более настоящего не бывает на свете, - все это не имело сейчас никакого значения. Я вспомнил, какое выражение было у ребенка там, в кабине, - оно было таким же, как здесь, в беседке. Он и видел, скорее всего, то же самое своим внутренним взором.
И я поразился: как, все-таки, дети способны, как им дано, - а нам, взрослым, уже не дано – чувственно воспринимать саму идею движения. Ту, что мы воплощаем в железе, создавая машины и строя дороги; к которой мы пробиваемся сквозь все неудобства и дискомфорт реальной езды (или даже полета), и к которой в лучшем случае мы в силах лишь приблизиться. А детям все это не нужно. Идею движения они постигают вмиг - в чистом виде, здесь и сейчас. Их КАК БУДТО в чем-то более настоящее, чем реальное движение.
Я понял также, что, если мне в моем возрасте, когда процесс вождения автомобиля моментами бывает физически неприятен, удалось сберечь в себе частичку трепетного отношения к машине, каплю детского восторга от езды, от того, что вот я несусь над землей со скоростью, недоступной ни одному живому существу, за счет сил неведомых живой природе, и я – я управляю всем этим! – То лишь благодаря тому, что во мне живет отголосок этого КАК БУДТО.
И кстати, из этого следует понимание того, как сделать заграничные путешествия снова увлекательными. Безо всяких must see, без обязательной программы селфи с прицелом на Инстаграм. Надо лишь выпустить на волю своего внутреннего ребенка. Идти туда, куда поведет его левая нога. Ехать в поезде, сидя у окна, наслаждаясь скоростью и впитывать, впитывать набегающие виды, - как делал бы это на твоем месте 12-летний мальчик, радуясь незнакомым городам…
Многое мог бы я рассказать (и расскажу когда-нибудь) об этих своих «мальчишеских» поездках. Но мы сейчас не про путешествия.

* * *

Помню чувство узнавания, чувство близости к разгадке огромной тайны, которое я испытал, узнав про мир сетевых виртуальных игр. Вернее, когда мне помогли понять, насколько это действительно мир – глобальный и всепроникающий, какие толпы людей он способен вырвать из реальности, какие деньги в нем крутятся. Почитал форумы, на которых игровые миры обсуждаются так, будто они существуют на самом деле. Узнал про иерархию геймеров, про игроков, лихо громящих монстров, а в реальной жизни – онкологических больных в терминальной стадии или парализованных в результате рассеянного склероза и способных лишь катать языком во рту шарик от мышки. Наслушался о том, как игроки очеловечивают прокачанных «персов», какие интриги завязываются вокруг них, и на какие подлости готовы идти некоторые участники игры, чтобы раздобыть пароли к чужому аккаунту…
Прежде я бы однозначно решил, что это массовый эскапизм. Бегство от серой повседневности в мир, где сняты все табу, в том числе, на убийство и на собственную смерть.
Но тут предоставился случай взглянуть на все с неожиданной стороны.
Бегство? И оно тоже. Но, может быть, плюс к этому - как раз – «кавалерийский» штурм реальности, попытка единым махом овладеть ею, прозреть ее суть, саму идею тех действий, которые изображены в игре, - как ребенок познает идею движения посредством КАК БУДТО, в котором больше истины, чем в реальности.
Добила меня одна газетная заметка:

«…Молодые супруги из Южной Кореи, заявившие в полицию о смерти своей трехлетней дочери, были арестованы после того, как экспертиза показала, что девочка умерла от недоедания. Матери умершей девочки 25 лет, отцу – 41 год. Как предполагает полиция, родители углубились в мир виртуальных компьютерных игр, одной из которых была игра «грудной ребенок» - нечто вроде сетевого «Тамагочи», где надо было вскормить виртуального младенца. Родители увлеклись этим виртуальным вскармливанием и не обращали внимания на то, что живой ребенок плачет и просит пищи…»

Следует добавить, что у этой конкретной пары дочь родилась с рядом врожденных дефектов, и родители «…не получали должных эмоций от общения с ней». Так что их выбор КАК БЫ ребенка в ущерб живому ребенку хоть отчасти объясним. Здесь интересно было бы порассуждать на тему – могло бы такое случиться, если бы девочка была здорова?
Но мы ведь сейчас и не про компьютерные игры.

* * *

В романе Э. М. Ремарка «Черный обелиск» есть одна поразившая меня сцена, которая кажется некоторым отступлением от основного сюжета.
Накануне I мировой войны несколько мальчиков, которые «…в свободные от уроков послеобеденные часы обычно ловили в пригородных прудах и ручьях рыбу и саламандр, а на лужайках - бабочек и жуков…», случайно забредают в публичный дом, еще не понимая, куда они попали.

«…Там было прохладно, и, когда мы спросили зельтерской, нам ее подали. Через некоторое время появились три-четыре женщины в халатиках и цветастых платьях. Они спросили нас, что мы тут делаем и в каком классе учимся. Мы заплатили за нашу зельтерскую и в следующий жаркий день зашли снова, прихватив свои учебники и решив, что потом будем учить уроки на свежем воздухе, у ручья. Приветливые женщины снова оказались тут и по-матерински заботились о нас. В зале было прохладно и уютно, и, так как в предвечерние часы никто, кроме нас, не появлялся, мы остались тут и принялись готовить уроки. А женщины смотрели через наше плечо и помогали нам, как будто они - наши учительницы. Они следили за тем, чтобы мы выполняли письменные работы, проверяли наши отметки, спрашивали у нас то, что надо было выучить наизусть, давали шоколад, если мы хорошо знали урок, а иногда и легкую затрещину, если мы ленились; а мы были еще в том счастливом возрасте, когда женщинами не интересуются. Вскоре эти дамы, благоухавшие фиалками и розами, стали для нас как бы вторыми матерями и воспитательницами. Они отдавались этому всей душой, и достаточно нам было появиться на пороге, как некоторые из этих богинь в шелках и лакированных туфлях взволнованно спрашивали:
- Ну как классная работа по географии? Хорошо написали или нет?
Моя мать уже тогда подолгу лежала в больнице, поэтому и случилось так, что я частично получил воспитание в верденбрюкском публичном доме, и воспитывали меня - могу это подтвердить - строже, чем если бы я рос в семье. Мы ходили туда два лета подряд…»

А потом происходит вот что (прошу прощения за длинную цитату, но она того стоит):

«…Во время войны я еще раз побывал на Банштрассе. Как раз накануне того дня, когда нас отправляли на фронт. Нам исполнилось ровно восемнадцать лет, а некоторым было и того меньше, и большинство из нас еще не знало женщин. Но мы не хотели умереть, так и не изведав, что это такое, поэтому отправились впятером на Банштрассе, которую знали так хорошо с детских лет.
Там царило большое оживление, нам дали и водки, и пива. Выпив достаточно, чтобы разжечь в себе отвагу, мы попытали счастья. Вилли, наиболее смелый из нас, действовал первым. Он остановил Фрици, самую соблазнительную из здешних дам, и спросил:
- Милашка, а что если нам...
- Ясно, - ответила Фрици сквозь дым и шум, хорошенько даже не разглядев его. - Деньги у тебя есть?
- Хватит с избытком, - и Вилли показал ей свое жалованье и деньги, данные ему матерью, - пусть отслужит обедню, чтобы благополучно вернуться после войны.
- Ну что ж! Да здравствует отечество! - заявила Фрици довольно рассеянно и посмотрела в сторону пивной стойки. - Пошли наверх!
Вилли поднялся и снял шапку. Вдруг Фрици остановилась и уставилась на его огненно-рыжие волосы. У них был особый блеск, и она, конечно, сразу узнала Вилли, хоть и прошло, семь лет.
- Минутку, - сказала она. - Вас зовут Вилли?
- Точно так! - ответил Вилли, просияв.
- Ты тут когда-то учил уроки?
- Правильно.
- И ты теперь желаешь пойти со мной в мою комнату?
- Конечно! Мы ведь уже знакомы!
Все лицо Вилли расплылось в широкой ухмылке. Но через миг он получил крепкую оплеуху.
- Ах ты, свиненок! - воскликнула Фрици. - Со мной лечь в постель желаешь? Ну и наглец!
- Почему же? - пролепетал Вилли. - И все остальные тут...
- Остальные! Плевала я на остальных! Разве я у остальных спрашивала урок по катехизису? Писала для них сочинение? Следила, чтобы они не простудились, дрянной, паршивый мальчишка?
- Но мне же теперь семнадцать с половиной...
- Молчи уж! Все равно что ты родную мать хотел бы изнасиловать! Вон отсюда, негодяй! Молокосос! Сопляк!
- Он завтра отправляется на фронт, - говорю я. - Неужели у вас нет никакого патриотического чувства?
Тут она заметила меня.
- Это, кажется, ты напустил нам тогда гадюк? На три дня пришлось закрыться, пока мы не выловили эту пакость.
- Я не выпускал их, - защищался я. - Они у меня удрали.
Не успел я ничего прибавить, как тоже получил оплеуху.
- Молокососы паршивые! Вон отсюда!
Шум привлек внимание хозяйки. Возмущенная Фрици рассказала ей, в чем дело, хозяйка тоже сразу же узнала Вилли.
- А, рыжий! - проговорила она, задыхаясь.
Хозяйка весила сто двадцать кило, и все ее тело ходило ходуном от хохота, словно гора желе во время землетрясения.
- А ты? Разве твое имя не Людвиг?
- Все это верно, - ответил Вилли. - Но мы теперь солдаты и имеем право вступать в половые сношения.
- Ах так? Имеете право? - И хозяйка снова затряслась от хохота.
- Ты помнишь, Фрици... Он ужасно тогда боялся, как бы отец не узнал, что это он бросил бомбы с сероводородом на уроке Закона Божьего! А теперь он, видите ли, имеет. право на половые сношения! Хо-хо-хо!
Но Фрици не находила во всем этом ничего смешного. Она вполне искренне была обижена и возмущена.
- Все равно что мой родной сын...
Двоим пришлось поддерживать хозяйку под руки, пока она не успокоилась. Слезы текли у нее по лицу. В уголках рта пузырилась слюна. Обеими руками она хваталась за свой трясущийся живот.
- Лимонад... - давясь, с трудом выговаривала она, - лимонад Вальдмейстера, кажется, это был... - она опять начала кашлять и задыхаться, -- ...ваш любимый напиток?
- А теперь мы пьем водку и пиво, - ответил я. - Каждый когда-нибудь становится взрослым.
- Взрослым! - Хозяйкой овладел новый приступ удушья, и оба дога яростно залаяли, решив, что на нее напали. Мы осторожно отступили…»

Естественный вопрос: кому и зачем понадобилась эта странная игра в семью?
Не проблема понять, какой смысл это имело для женщин. Предвижу полный консенсус: у этих несчастных дам в жизни не было больше ничего, и они отдались своей игрушечной «семье» со всей страстью.
Но какой смысл эта игра имела для подростков, детей добропорядочных бюргеров, получивших, скорее всего, традиционное бюргерское воспитание со всеми его атрибутами?
А ведь имела, если продолжалась два года. Что за потребность у них была – каждый день приходить в этот дом и играть там не в машинки, не в войну, а в семью? То есть, в то, что у них было и так (быть может, за исключением самого рассказчика, вскользь упомянувшего вечно больную мать). Зачем им нужна была эта КАК БУДТО семья – разумеется, не вместо реальной семьи, но в дополнение к ней?
Никаких объяснений этому нет, если только не вспомнить вновь это загадочное свойство КАК БУДТО – быть более реальным, чем сама реальность.
И тогда получается, что и эти мальчики соблазнились возможностью – совершить «пробой» к истинной сути семейных отношений, минуя «свинцовые мерзости» быта, неизбежные при долгом сожительстве реальных и грешных людей. Посредством КАК БУДТО – вот давайте, как будто, мы – заботливые ворчливые матушки – они «конструировали» все заново – пусть будет все, как там, но проще, яснее. Пытались освободить саму идею Семьи, от массы ничтожных подробностей, неизбежных в ходе реального ее воплощения, но затеняющих и загрязняющих ее суть, подменяющих и извращающих ее.
А это уже очень близко к нашей Теме, вы не находите?

«…И в воде мне хочется пить…»

11-летний мальчик из большого пролетарского города 1970-х годов, мальчик, которого, в расхожем тогдашнем представлении еще вполне можно было пороть, оставшись наедине с собой, берет ремень, или провод, или длинную стальную вязальную спицу, или пластиковую рапиру из детского фехтовального набора и становится перед зеркалом, чтобы... Стать КАК БУДТО мальчиком, которого можно пороть. И в этот момент у него возникает чувство, что, познав, каково это, когда порют, он прикоснулся к чему-то более настоящему, чем его жизнь. Откуда оно?
Девочка из любящей семьи, где она, по выражению одной простой женщины, «ну, прям, как цветочек росла», где ее никто пальцем не тронул; не склонная ни к каким конфликтам ни в школе, ни во дворе, тихая и незаметная – вдруг, оставшись одна, берет старый ремень, слишком тяжелый для ее руки и ложится животом на массивный табурет, чтобы… Превратиться в КАК БУДТО девочку, которую бьют ремнем. Зачем, с какой целью?
Только ли потому, что ребенок, подросток познает доступный способ пережить сексуальное возбуждение и привыкает к нему, как к наркотику?
Но тогда все наши поиски в этом какого-то рационального зерна - не более чем попытка оправдать в собственных глазах, облагородить, представить более возвышенной эту смешную, хотя, по нынешним временам и дозволенную привычку. Занятие столь же бесполезное, как смакование подробностей наркотического кайфа.
Или все-таки можно допустить, что половое возбуждение в Теме – да, оно важно. Но оно лишь побочный эффект. Оно может сыграть роль спускового крючка, роль "клея", роль "субстрата", роль горючего для машины, а суть желания подвергнуться телесному наказанию, природа этого желания лежит вне сексуальной сферы. Там что-то более важное и первичное.
Что именно?
Теперь мы знаем. Ну, может быть, еще не знаем, но имеем подсказку в виде нескольких случаев, когда КАК БУДТО выступает не как средство убежать от реальности, но как способ «пробиться» к ее сути, постичь изначальную ее идею. В данном случае, - идею семьи.
Но, поскольку нет идеальных семей, и почти нет семей, где царила бы только любовь в должном сочетании с разумной строгостью… Иногда кажется, что в таком дополнительном КАК БУДТО нуждаются все подростки. Не только будущие Тематики. Просто одни не догадываются об этом, другие ради этого уходят в мир грез и фантазий. Этим мальчикам у Ремарка еще повезло - в том смысле, что их дополненная реальность существовала на самом деле.
У этой догадки есть одно следствие, которое многим не понравится. Оно заключается в том, что нет гарантий от Темы. Не раз доводилось писать, что Тема – не болезнь, а лекарство, и многие Тематики пытаются компенсировать ею недополученное в детстве, исцелить какие-то детские душевные травмы. Но оказывается, даже самая любящая семья и самое благополучное детство не гарантируют от прихода в Тему. Поскольку ни одна реальная семья не может конкурировать с КАК БЫ семьей: сколько ни приближайся к идеалу, зазор между ним и реальностью не исчезнет. И нам не дано предугадать, в какой момент подросток, обратит внимание на этот зазор, и когда это станет для него критически важным.
Но теперь мы знаем хотя бы, что мы не одиноки. А это уже больше дело – верить, что наше Тематическое КАК БУДТО – не таракан в голове у приверженцев «детско-ностальгического направления» Темы, но часть глобального тренда, который не сводится к сексуальной сфере. Этот тренд - попытки людей приподняться над повседневной жизнью и осмыслить суть того, что с ними происходит. И наша Тема дает нам для этого весьма необычный концептуальный аппарат, имеющий ценность не только для Тематиков. Быть может, предвестие какой-то новой педагогики. Той, что будет заниматься реальными детьми, а не двигать по расчерченной доске некими условными куколками.
И когда на каком-нибудь форуме очередная угрюмая тетка выдаст заранее заготовленное, железобетонное:
- А детей бить нельзя.
Мы ответим не ей, а друг-другу, но досадуя на ее непонятливость:
- Нет, давай мы КАК БУДТО…